Иммунитет на личную неприкосновенность



Вопрос о соотношении понятий «иммунитет» и «правовая неприкосновенность» представляется достаточно сложным и дискуссионным.

Если рассматривать их в качестве общеправовых категорий, то более объемным, широким понятием выступает неприкосновенность.

«Неприкосновенность — это состояние защищенности от каких бы то ни было посягательств со стороны. Его содержание зависит прежде всего от объекта, применительно к которому оно используется… Однако независимо от объекта, к которому она применяется, неприкосновенность — установленный Конституцией РФ, другими законодательными актами, а также нормами международного права и международными договорами Российской Федерации запрет совершать какие-либо действия вопреки воле государства или отдельных лиц. Отступления от этого запрета возможны только в случаях, установленных законом, или на основании судебного решения» [1, с. 9].

Право на неприкосновенность включает в себя предусмотренные Конституцией право на жизнь, достоинство личности, на свободу и личную неприкосновенность, неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени, тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, неприкосновенность жилища.

«Применительно к населению— совершенно справедливо писал О. Е. Кутафин,— неприкосновенность выступает прежде всего в качестве гарантии свободы личности, ее автономии, самоопределения, защиты человека от любого вмешательства в сферу личной свободы. …Абсолютно естественным является то, что перечисленные выше права характеризуют общий (конституционный) статус субъектов. «Проведение юридической дифференциации на стадии общего (конституционного) статуса явилось бы причиной его дестабилизации, неопределенности. Базовый характер подобного статуса делает недопустимым установление каких-либо изъятий, дополнений» [1, с. 10–11]

Лица, занимающие особое положение в государстве и обладающие в данной связи специальным статусом, обладают гораздо более высокой степенью неприкосновенности [2, с. 105–126].

Правовая неприкосновенность таких субъектов выступает в виде гарантий, создающих качественно иной, по сравнению с общим, уровень неприкосновенности. Так, специальная неприкосновенность судей дополняет их общегражданскую неприкосновенность (ст. 22, 23, 25 Конституции РФ). Например, ограничение свободы гражданина путем заключения его под стражу допускается на основании судебного решения. В отношении же судьи, наделенного неприкосновенностью, такое решение подлежит исполнению ещё и с согласия соответствующей квалификационной коллегии судей.

В этой связи можно согласиться с мнением, что неприкосновенность выступает либо как право, либо как право-привилегия. Правом неприкосновенность выступает всегда, когда она распространяется на все население страны, правом-привилегией — когда она касается лишь отдельных групп населения (депутатов, разного рода должностных лиц, дипломатов и т. п.).

Поэтому не совсем уместными выглядят неоднократно предпринимаемые попытки сблизить неприкосновенность, относящуюся к населению, с неприкосновенностью представителей власти.

По-видимому, причина подобного сближения или отождествление понятий коренится в термине «неприкосновенность. Но более внимательное рассмотрение этого вопроса приводит к другим выводам.

В историческом плане депутатский иммунитет возник значительно раньше неприкосновенности личности.

Но главное различие кроется в социальном назначении данных институтов. Ведь термин «неприкосновенность» относится здесь к разным субъектам общественных отношений. В одном случае речь идет о неприкосновенности индивидуума, в другом — члена народного представительства. Правом неприкосновенности личности обеспечивается личная безопасность отдельных лиц. Право депутатской неприкосновенности предназначено для иных целей. Его назначение, состоит в том, «чтобы гарантировать бесперебойную работу и полную независимость парламента. Иммунитет установлен в интересах парламента, а не в личных интересах его членов.

Тем самым, «понятие депутатской неприкосновенности шире понятия неприкосновенности «обычной» личности. Причем не только потому, что эта неприкосновенность предполагает более существенные гарантии, но и потому, что депутатская неприкосновенность включает не только собственно неприкосновенность, но также и безответственность, т. е. освобождение депутата от ответственности за целый ряд действий, объем и характер которых устанавливается законодательством. Такое понимание неприкосновенности можно отнести также к различным должностным лицам, пользующимся неприкосновенностью» [1, с. 17].

Вместе с тем, в отечественной правовой литературе не сложилось единой точки зрения на соотношение понятий «иммунитет» и «правовая неприкосновенность» при восприятии их в качестве особых исключений, устанавливающих дополнительные права и освобождающие от обязанностей при реализации правосудия и привлечении к ответственности.

По нашему мнению, депутатская неприкосновенность «в собственном смысле слова охватывает лишь часть иммунитетов».

Правовая неприкосновенность выступает в виде дополнительных гарантий и преимуществ в случаях привлечения к юридической ответственности и выполнения связанных с ней процессуальных обязанностей. По большей части эти гарантии относятся к сфере уголовного и административного судопроизводства. Правовая неприкосновенность отдельных категорий должностных лиц закрепляется в нормативных актах и освобождает этих лиц от применения к ним прежде всего норм административной и уголовной ответственности». Подобное положение обусловлено возможностью применения достаточно жестких санкций при наступлении уголовной или административной ответственности, а также влекущие ограничения прав и свобод личности процессуальных обязанностей.

Уголовный процесс образует область широкого и интенсивного применения мер государственного принуждения. В уголовно-процессуальной науке сложилось справедливое мнение, что к таким мерам относятся целиком и полностью отдельные следственные действия — выемки, обыски, освидетельствования, получение образцов для сравнительного исследования, помещение в медицинское учреждение и т. п. — поскольку они носят объективно принудительный характер. Тем самым эти меры влекут реальное ограничение личных прав и свобод граждан и более всего права на свободу и личную неприкосновенность. Тоже можно сказать и о мерах принуждения административного права — доставлении, задержании, досмотре, приводе (ст.ст. 27.2, 27.3, 27.7, 27.15 КоАП РФ), а также административном аресте и выдворении (ст.ст. 3.9, 3.10 КоАП).

Учитывая, что «государственно-принудительная форма реализации юридической ответственности немыслима без процессуальной формы осуществления» [3, с. 51], можно сделать вывод, что правовая неприкосновенность — чисто процессуальный институт. Иного, как думается и не может быть, т. к. особый порядок судопроизводства, наряду с общим, всегда выражается в процессуальных нормах.

Правовая неприкосновенность не представляет собой монолитного образования. В силу специфики регулируемых отношений она делится на институт уголовного процесса и институт административного права. Каждый из них следует рассматривать как сложный правовой институт, содержащий в своей структуре несколько субинститутов [4, с. 40]. Например, таковыми служат, субинституты задержания, ареста, возбуждения уголовного дела, иные особенности порядка производства конкретных процессуальных действий в отношении лиц, обладающих соответствующими исключительными правами.

Таким образом, правовая неприкосновенность есть многоступенчатое объединение процессуальных субинститутов, нормы которых регулируют особый (усложненный) порядок уголовного (или административного) судопроизводства, выражающийся в установлении специальных гарантий и юридических преимуществ для отдельных категорий российских и иностранных граждан.

Возвращаясь к проблеме соотношения иммунитета и правовой неприкосновенности, прежде всего надо отметить, что иммунитет, как уже сказано выше, комплексная правовая категория, в которой процессуальные нормы производны, вторичны. Конечно, без процедурно-процессуальных форм, нормы материального права перестают быть регулятором общественных отношений и ограничивают диапазон своего воздействия лишь уровнем правовой информации о должном в правовом регулировании. Правовая неприкосновенность, как процессуальная составляющая иммунитета, как раз и обеспечивает прямой выход на непосредственное, рабочее регулирование. В этом и заключается диалектическое единство иммунитета и неприкосновенности, не означающей, однако, их полного тождества.

Литература:

1. Кутафин О. Е. Неприкосновенность в конституционном праве России. М.: Юристъ, 2002. 407 с.

2. Малько А. В., Суменков С. Ю. Привилегии и иммунитеты как особые правовые исключения. Пенза: ИИЦ ПГУ, 2005. 180 с.

3. Мироненко М. Б. Принципы юридической ответственности. Тольятти: Волж. ун-т им. В. Н. Татищева, 2001. 202 с.

4. Киримова Е. А. Правовой институт: понятие и виды / под ред. Сенякина И. Н.; Саратов: СГАП, 2000. 54 с.