Иммунитет растений и животных
Исторически исследования устойчивости растений, с одной стороны, и человека и животных, с другой, шли различными путями. В фитопатологии, благодаря работам выдающихся ботаников XIX в. братьев Тюлян, де Бари, Кюна, Воронина, Маршалла Уорда и других основное внимание было уделено идентификации причин болезней — паразитических грибов. Исследования Ивановского и Бейеринка позволили для растений, значительно раньше, чем для животных и человека, показать возможность заражения вирусами. Однако, эти исследования не сопровождались какими-либо серьезными работами в области профилактики и лечения растений. В медицине и ветеринарии, наоборот, основное внимание было уделено путям предотвращения заражения и лечению заболевших пациентов. В период, когда ничего не было известно о возбудителе черной оспы, английским врачом Дженнером был разработан метод вакцинации, защищающий от заболевания оспой. Вот как об этом написал известный русский иммунолог и микробиолог Мечников: «Когда еще бродили впотьмах относительно болезней человека и высших животных — патология растений была уже подробно изучена и этиология множества их болезней прочно установлена. Ho в ботанике, несмотря на это, вопрос о невосприимчивости оставался на заднем плане, так что мы не имеем о нем никаких специальных работ». Первые интенсивные исследования устойчивости растений к болезням были начаты после выдающихся работ медицинских иммунологов — Пастера, Мечникова, Эрлиха и под впечатлением успехов, полученных ими. He удивительно, что большинство работ было направлено на вакцинацию растений и поиски у них антител. Обобщение этих исследований дано в сводках D. Carbone, С. Amaudi «L’immunita nello piane» и Н. И. Вавилова «Учение об иммунитете растений к инфекционным заболеваниям». Однако, поиски антител оказались безуспешными, практические результаты вакцинации растений оказались незначительными и постепенно интерес к подобным работам упал, чтобы возродиться через 50 лет. Уже в 1928 г. С. Owens писал: «Заметного прогресса в этом направлении нет, и сомнительно даже, будет ли он когда-либо в отношении растений, как это имеет место применительно к животному царству. Структура растений так отлична от животных, в особенно в отношении сообщающейся системы, что кажется маловероятным, чтобы когда-либо были достигнуты успехи в этом направлении». Иммунная система позвоночных животных — плод длительной эволюции, приведшей к возникновению специальных органов и клеток, несущих иммунные функции, и гуморальной системы, осуществляющей доставку иммунных клеток к инфицированному месту. Все это отсутствует у растений. Эти различия гениально предвидел еще в 1902 г. Эрвин Смит, писавший: «По моему мнению главной проблемой в патологии как животных, так и растений в течение последующих 50 лет будет изучение различий в отношениях растений-хозяев и животных-хозяев к своим паразитам». Поэтому в отличие от медицины, где основные успехи были достигнуты на путях создания приобретенного иммунитета, в фитопатологии с начала XX в. проводились обширные исследования по эксплуатации внутривидовых и межвидовых наследственных различий в устойчивости, генетическому анализу устойчивости, разработке методов отдаленной гибридизации и передачи генов устойчивости от одних образцов растений к другим. Как писал русский фитопатолог А. А. Ячевский, устойчивые сорта — основа защиты растений от болезней. Все остальные мероприятия надо рассматривать как паллиативы. Это не значит, что наследственных различий в устойчивости к инфекционным болезням нет у позвоночных животных. Многие примеры таких различий приведены в книгах F. В. Hutt «Genetic Resistance to Disease in Domestic Animals» и В. П. Эфроимсона «Иммуногенетика». Однако возможности использования наследственных различий в устойчивости к болезням у ветеринара и, особенно, у медика ограничены. Только фитопатолог может искусственно заразить огромные популяции растений, выбирать из них устойчивые экземпляры, скрещивать их с восприимчивыми и, с помощью искусственного заражения, выбраковывать все пораженное потомство, проводить мутагенных обработки и отбирать устойчивые мутанты. На этом пути — гибридизации и отбора — получены наиболее впечатляющие результаты повышения иммунитета растений к болезням. «Основная цель медицинских наук о человеке — как сохранить индивидуум; цель фитопатологии иная, меньше всего помышление об индивидууме, а главным образом о популяции — множестве. Медик преимущественно занят терапией, фитопатолог — профилактикой». Таким образом, болезнеустойчивость позвоночных животных и растений отличается и по биохимическим механизмам, и по методологическим подходам. Различные стратегии повышения устойчивости растений и человека привели к тому, что исследования фитопатологов и медиков проводились независимо друг от друга, так что не было взаимного оплодотворения идеями, методами и результатами.
Положение изменилось в последние несколько десятилетий, когда молекулярные методы исследований стали широко применяться не только в медицинских, но и в фитопатологических исследованиях. По мере углубления знаний о природе болезнеустойчивости, особенно с применением методов работы с рекомбинантной ДНК, различия в механизмах иммунитета растений и позвоночных животных перестали казаться столь разительными. Сейчас накапливается все больше данных о сходстве между ними. Некоторые сведения о таком сходстве были приведены ранее. Здесь хотелось бы представить их в обобщенном виде.
?
На проходившем в 1975 г. в Ленинграде XII Международном ботаническом конгрессе у американских ученых возник вопрос: “почему секция, посвященная устойчивости растений к болезням, названа “Иммунитет”? Разве русские нашли у растений антитела?” Известный японский фитохимик И.Уритани ответил, что название секции отражает традиции в русской фитопатологической литературе, пришедшие от Н.И.Вавилова, который в 1919 г. написал книгу “Иммунитет растений к инфекционным болезням”. Действительно, в англоязычной фитопатологической литературе термин “иммунитет” встречается редко, чаще пишут “устойчивость” (“resistance”).
Различия в понимании устойчивости к инфекционным болезням у растений и животных зависят от двух причин. Первая связана с факторами иммунитета у тех и других организмов. Известно, что основные успехи медицинской и ветеринарной иммунологии обусловлены использованием антител. Для функционирования этих факторов защиты от инфекции необходимы специализированные клетки и ткани, ответственные за иммунитет, в том числе гуморальная система, способная быстро доставить антитела в любое место. У растений и беспозвоночных животных дифференцировка не столь высока. Каждая клетка растения несет все функции, необходимые для создания целостного организма, в том числе и иммунные. Многочисленные попытки обнаружить антитела у растений были неудачными.
Вторая причина заключается в подходе медика и фитопатолога к защите от болезней. Как писал еще в 1933 г. американский фитопатолог К.Честер, “медик преимущественно занят терапией, фитопатолог — профилактикой”. У медика и даже ветеринара неизмеримо меньше подходов для использования наследственного иммунитета, чем у фитопатолога, поэтому в медицине основные успехи в защите от инфекций лежат на пути иммунизации, т.е. создания приобретенного иммунитета. Фитопатолог же имеет почти неограниченные возможности для искусственного заражения и отбора устойчивых экземпляров среди огромных популяций, а также для гибридизации, инбридинга, мутагенных обработок и проч. Эти преимущества и позволили создать путем селекции устойчивые к болезням сорта многих растений.
Таким образом, болезнеустойчивость позвоночных животных и растений отличается и по биохимическим механизмам, и по методологическим подходам. Это дало основание для шутливого высказывания известного иммунохимика о равновеликом расстоянии между тремя видами иммунитета — животных, растений и дипломатического (сейчас на слуху четвертый — иммунитет депутатский).
Однако по мере углубления знаний о природе болезнеустойчивости, особенно с появлением методов работы с рекомбинантными ДНК, различия в механизмах иммунитета растений и животных перестали казаться столь разительными. Сейчас накапливается все больше данных о сходстве между ними. Об этом и пойдет речь.
Иммуномодуляторы патогенных микроорганизмов
Микроорганизмы, патогенные для животных и растений, выделяют в зараженные ткани и клетки метаболиты (иммуномодуляторы), влияющие на иммунные реакции. Одни из них, индукторы, или элиситоры, хозяин использует для распознавания чужого и индукции в организме защитных реакций. Эти вещества повышают устойчивость как к самим микробам, продуцентам элиситоров, так и к последующему заражению иными патогенными организмами, т.е. представляют собой один из факторов индуцированного приобретенного иммунитета. Другие иммуномодуляторы – иммуносупрессоры, или импедины, – наоборот, подавляют защитные реакции и снижают иммунные свойства. И те, и другие иммуномодуляторы фито- и зоопатогенов сходны по своему строению и механизму воздействия на своих хозяев.
Так, близкие по структуре углеводы (b-глюканы, хитин и др.) служат иммуномодуляторами и растений, и животных. Углеводы фитопатогенов в зависимости от длины цепи, ее конфигурации и генотипа растения могут быть или индукторами, или супрессорами. У животных действие липополисахаридов и пептидоглюканов зависит от их концентрации: малые дозы стимулируют образование антител, большие — подавляют его.
Среди иммуносупрессоров или патотоксинов фитопатогенных грибов много циклических пептидов. Например, пентапептид паразита овса Cochliobolus victoriae (HV-токсин) подавляет активность фермента глициндекарбоксилазы, что приводит к супрессии иммунных ответов, нарушению барьерных свойств мембран, гибели растительных клеток. У человека мутации этого фермента вызывают летальную болезнь — гиперглицинемию. Циклический пептид паразита кукурузы Cochliobolus carbonae (НС-токсин) представляет собой структурный гомолог трапоксина — ингибитора гистонов в клетках животных. Циклоспорин — циклический ундекапептид грибов из рода Tolypoocladium — обладает мощным супрессорным действием на позвоночных животных: подавляет синтез важного межклеточного медиатора (цитокина) интерлейкина-2 в Т-хелперных клетках и активизацию цитотоксических Т-киллеров интерлейкином-2. В связи с этим циклоспорины широко применяют при пересадке органов, ибо они предотвращают иммунное отторжение чужеродной ткани.
Подобные примеры сходства между иммуносупрессорами растений и животных можно найти и среди белков. Так, белок оболочки вируса табачной мозаики (ВТМ, молекулярная масса 17.5 кДа) индуцирует сверхчувствительную реакцию (некроз зараженных клеток) табака; он активен только в виде кристаллических агрегатов. Некроз клеток у животных вызывает фактор некроза опухоли (ФНО, молекулярная масса 17 кДа), продуцируемый Т-лимфоцитами и макрофагами; он активен в виде агрегата из трех молекул и имеет гомологичные последовательности аминокислот со структурным белком сателлита вируса некроза табака. Продукт гена авирулентности avrRxv фитопатогенной бактерии Xanthomonas vesicatoria, поражающей томаты и перцы, индуцирует защитные реакции у устойчивых сортов. Он гомологичен фактору вирулентности yaupj бактерии Yersinia pseudotuberculosum, которая вызывает кишечные инфекции. Транспорт обоих белков через бактериальные мембраны осуществляют специальные белки, имеющие гомологичные области с продуктами hrp-генов у фитопатогенных бактерий и белками секреторной системы типа III у патогенных для человека Yersinia, Shigella и Salmonella.
Не оставляют исключения и липиды. Арахидоновая (эйкозотетраеновая) кислота, продуцируемая возбудителем фитофтороза картофеля Phytophthora infestans, включается в состав фосфолипидов зараженных клеток, окисляется там ферментом липооксигеназой до эйкозаноидов. Эта кислота — активный индуктор окислительного взрыва, синтеза растительных антибиотиков (фенолов, фитоалексинов) и реакции сверхчувствительности. У животных она — предшественник эйкозаноидов, окисляется липо- и циклооксигеназами до лейкотриенов и простагландинов — медиаторов циклических нуклеотидов и агрегации тромбоцитов.
Иммунные молекулы
Строение антител — иммуноглобулинов — хорошо известно: две полипептидные цепи — тяжелая (H, молекулярная масса ~50 кДa) и легкая (L, молекулярная масса ~25 кДa), соединенные дисульфидными связями. Каждая цепь содержит чередующиеся константные (С) и вариабельные (V) участки. Огромное разнообразие антител в организме, позволяющее узнавать множество чужеродных антигенов, обусловлено уникальным генетическим контролем их синтеза.
Продукты генов устойчивости растений названы R-белками (от англ. resistance — устойчивость). Структуру первых трех R-белков (из томатов, арабидопсиса и табака) установили сравнительно недавно — в 1993 г. С тех пор их описано несколько десятков.
В состав R-белков входит несколько структур, обеспечивающих, с одной стороны, взаимодействие с лигандом (элиситором) и с молекулами-мишенями (в частности, с ДНК), а с другой — передачу сигнала на другие молекулы — циклические нуклеотиды, протеинкиназы и др. Полипептидные цепи R-белков образованы комбинациями фрагментов, что и обеспечивает растениям из разных классов и порядков устойчивость к вирусам, бактериям, грибам и даже нематодам. Следовательно, эти структуры возникли очень давно, до расхождения предковых растений на современные классы и порядки, выполняли иные, более общие, функции, связанные с рецепцией и передачей сигнала от возбужденного рецептора к генам. Значит, их иммунная функция вторична.
Гены устойчивости растений, контролирующие синтез R-белков, расположены на хромосомах неслучайно. Широко распространены три типа локализации: одиночное диаллельное (один локус с двумя аллелями, контролирующими восприимчивость и устойчивость, которая, как правило, доминантна); одиночное мультиаллельное (один локус с множеством кодоминантных аллелей, контролирующих устойчивость к разным видам и расам патогена); сцепленное (большое число ди- или мультиаллельных локусов сцеплены и образуют блок фенотипически сходных генов, определяющих устойчивость к одной или нескольким болезням). Вот некоторые примеры.
Ген устойчивости риса к бактерии Xanthomonas oryzae Xa21 входит в мультигенное семейство, состоящее по крайней мере из восьми членов, которые картируются в одном локусе на хромосоме 11. На коротком плече
V-й хромосомы ячменя находится блок из пяти локусов, определяющих устойчивость к мучнистой росе; в одном из локусов — Mla — картировано около 20 кодоминантных аллелей. Устойчивость кукурузы к расам возбудителя северной ржавчины Puccinia sorgi контролируют пять локусов. Два из них — Rpl и Rp5 — тесно сцеплены, причем в локусе Rpl картировано 14 аллельных и тесно сцепленных генов. Гены устойчивости томатов к кладоспориозу (возбудитель — гриб Cladosporium fulvum) образуют несколько групп сцепления. Тесно сцеплены гены Cfl, Cf-4 и Сp, расположенные на коротком плече хромосомы 1, а также Cf-2 и С-5 на коротком плече хромосомы 6. Последние, вероятно, аллельны, так как не рекомбинируют у гибридного потомства.
Исторически исследования устойчивости растений, с одной стороны, и человека и животных, с другой, шли различными путями. В фитопатологии, благодаря работам выдающихся ботаников XIX в. братьев Тюлян, де Бари, Кюна, Воронина, Маршалла Уорда и других основное внимание было уделено идентификации причин болезней — паразитических грибов. Исследования Ивановского и Бейеринка позволили для растений, значительно раньше, чем для животных и человека, показать возможность заражения вирусами. Однако, эти исследования не сопровождались какими-либо серьезными работами в области профилактики и лечения растений. В медицине и ветеринарии, наоборот, основное внимание было уделено путям предотвращения заражения и лечению заболевших пациентов. В период, когда ничего не было известно о возбудителе черной оспы, английским врачом Дженнером был разработан метод вакцинации, защищающий от заболевания оспой. Вот как об этом написал известный русский иммунолог и микробиолог Мечников: «Когда еще бродили впотьмах относительно болезней человека и высших животных — патология растений была уже подробно изучена и этиология множества их болезней прочно установлена. Но в ботанике, несмотря на это, вопрос о невосприимчивости оставался на заднем плане, так что мы не имеем о нем никаких специальных работ» (И. И. Мечников «Невосприимчивость в инфекционных болезнях», 1903, с. 29). Первые интенсивные исследования устойчивости растений к болезням были начаты после выдающихся работ медицинских иммунологов — Пастера, Мечникова, Эрлиха и под впечатлением успехов, полученных ими. Не удивительно, что большинство работ было направлено на вакцинацию растений и поиски у них антител. Обобщение этих исследований дано в сводках D. Carbone, С. Amaudi «L’immunita nello piane» (1930) и H. И. Вавилова «Учение об иммунитете растений к инфекционным заболеваниям» (1935). Однако, поиски антител оказались безуспешными, практические результаты вакцинации растений оказались незначительными и постепенно интерес к подобным работам упал, чтобы возродиться через 50 лет. Уже в 1928 г. С. Owens писал: «Заметного прогресса в этом направлении нет, и сомнительно даже, будет ли он ко-
гда-либо в отношении растений, как это имеет место применительно к животному царству. Структура растений так отлична от животных, в особенно в отношении сообщающейся системы, что кажется маловероятным, чтобы когда-либо были достигнуты успехи в этом направлении» (Owens С. Е. «Principles of Plant Pathology», 1928, p. 125). Иммунная система позвоночных животных — плод длительной эволюции, приведшей к возникновению специальных органов и клеток, несущих иммунные функции, и гуморальной системы, осуществляющей доставку иммунных клеток к инфицированному месту. Все это отсутствует у растений. Эти различия гениально предвидел еще в 1902 г. Эрвин Смит, писавший: «По моему мнению главной проблемой в патологии как животных, так и растений в течение последующих 50 лет будет изучение различий в отношениях растений-хозяев и животных-хозяев к своим паразитам». (Erwin Smith «Plant Pathology: Retrospect and Prospect», Science, 1902, p. 611). Поэтому в отличие от медицины, где основные успехи были достигнуты на путях создания приобретенного иммунитета, в фитопатологии с начала XX в. проводились обширные исследования по эксплуатации внутривидовых и межвидовых наследственных различий в устойчивости, генетическому анализу устойчивости, разработке методов отдаленной гибридизации и передачи генов устойчивости от одних образцов растений к другим. Как писал русский фитопатолог А. А. Ячевский, устойчивые сорта — основа защиты растений от болезней. Все остальные мероприятия надо рассматривать как паллиативы. Это не значит, что наследственных различий в устойчивости к инфекционным болезням нет у позвоночных животных. Многие примеры таких различий приведены в книгах F. В. Hutt «Genetic Resistance to Disease in Domestic Animals» (1958) и В. П. Эфроимсона «Иммуногенетика» (1971). Однако возможности использования наследственных различий в устойчивости к болезням у ветеринара и, особенно, у медика ограничены. Только фитопатолог может искусственно заразить огромные популяции растений, выбирать из них устойчивые экземпляры, скрещивать их с восприимчивыми и, с помощью искусственного заражения, выбраковывать все пораженное потомство, проводить мутагенных обработки и отбирать устойчивые мутанты. На этом пути — гибридизации и отбора — получены наиболее впечатляющие результаты повышения иммунитета растений к болезням. «Основная цель медицинских наук о человеке — как сохранить индивидуум; цель фитопатологии иная, меньше всего помышление об индивидууме, а главным образом о популяции — множестве. Медик преимущественно занят терапией, фитопатолог — профилактикой» (Chester К. S. Quartely Rev. Biol., 1933, v. 8, р. 314). Таким образом, болезнеустойчивость позвоночных животных и растений отличается и по биохимическим механизмам, и по методологическим подходам. Различные стратегии повышения устойчивости растений и человека привели к тому, что исследования фитопатологов и медиков проводились независимо друг от друга, так что не было взаимного оплодотворения идеями, методами и результатами.
Положение изменилось в последние несколько десятилетий, когда молекулярные методы исследований стали широко применяться не только
338 в медицинских, но и в фитопатологических исследованиях. По мере углубления знаний о природе болезнеустойчивости, особенно с применением методов работы с рекомбинантной ДНК, различия в механизмах иммунитета растений и позвоночных животных перестали казаться столь разительными. Сейчас накапливается все больше данных о сходстве между ними. Некоторые сведения о таком сходстве были приведены ранее. Здесь хотелось бы представить их в обобщенном виде.
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА
- ИММУНИТЕТ И СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ПРОФИЛАКТИКА