Податной иммунитет по жалованным грамотам

Как видно из вышеизложенного, русский и западный иммунитеты представляют несомненно один и тот же институт по существу и объему составляющих их прав и преимуществ. Продолжая сравнение иммунитетных хартий с жалованными грамотами, мы обнаружим любопытные черты сходства в условиях пожалования иммунитетных привилегий на Западе и в удельной Руси.

«Иммунитет,— говорит Фюстель де Куланж,— никогда не представляется в виде права церквей. Он всегда — милость, Ье- nefitium. Он проистекает единственно из доброй воли короля (ex nostra indulgentia, ex nostra munificentia). Редакторы актов намеренно умножают выражения, которыми они обозначают собственную инициативу короля и его добрую волю даровать милость. Часто король указывает как на повод пожалования на свое благочестие или заботу о своем спасении… Иммунитет всегда, по общепринятой формуле, не что иное, как милость».

Эти слова всецело приложимы и к русским иммунитетам, конечно не светским, а церковным и монастырским. Дарование иммунитета определилось на Западе словом «bcncficium», у нас — тожественными выражениями милостыня, пожалование: «Се милостыня князя великого Василия Михайловича и его братаничев… церкви святой богородицы Отроча монастыря»; «Дали есмя с милостыню»; «А кто нибуди чрез сие наше пожалование… возьмет что хотя малое на монастырских людях» 3#*.

Короли франков говорят в дипломах, что они даруют привилегии «ради имени господа и спасения нашей души» (propter nomen Domini et animae nostrae remedium). В тверской грамоте находим почти буквальный перевод этих слов: «Се… бога деля и своего ради спасения пожаловали есмя». В другой грамоте тверской князь дает льготы Сретенскому монастырю «милости ради Устретенья и своего ради спасения» [1]*.

Тверские грамоты отличаются от всех других своею многоречивостью и поэтому ближе всего подходят к западным грамотам, которые обыкновенно писались витиеватыми, хотя и нескладными, латинскими фразами. Обычная редакция наших грамот отличается чрезвычайной сжатостью. Но в этих грамотах краткой редакции мы также встречаем признаки указанных условий пожалования иммунитета. Церковный иммунитет рассматривается в них всегда как милость, пожалование — bcneficium… «Се яз, князь великий пожаловал есмь архимандрита с братьею» — таково обычное начало грамот, которые поэтому и назывались «жа- ловальными» и «жалованными»4t*. В этих грамотах мы не встречаем указанного выше мотива пожалования — заботы о вечном спасении, но находим другой мотив, который также весьма масто приводится в западных дипломах: почтение к святому месту, уважение к монастырю, которому дается иммунитет (reve- rcntia sancti loci) 42*. Эта reverentia выражается в указании на то, что льготы жалуются архимандриту с братьею ради того святого, или того священного события, в честь коих построен монастырь: «Святые деля Благовещенья», «святые деля Троицы», «пречистые ради милости» и проч.43*

На какой срок имело силу пожалование иммунитета? было ли оно преходящим или постоянным? — спрашивает Фюстель де Куланж и в ответ указывает на противоречие между практикой и заявлениями королей в дипломах. «С одной стороны,— говорит он,— мы видим, что дипломы наполнены выражениями, указывающими на неотъемлемость, постоянство пожалования: „Мы желаем, чтобы наше пожалование навсегда было на пользу церкви (ecclesiae proficiat in perpetuum), чтобы наше постановление оставалось в силе при всех последующих королях…** Но, с другой стороны, ряд дипломов показывает нам, что пожалования возобновлялись с каждым поколением. Едва ли можно сказать, что это делалось по строгой обязанности, но несомненно, что таков был обычай» 44*.

лости ради св. Спаса и преподобного Еуфимия молитвы и своего ради спасения, се яз пожаловал» (АИ. Т. 1. № 25). «Своего ради спасения» — в белозерской грамоте 1468 г. (ДАИ. Т. 1. № 201).

• 41* Из множества сохранившихся жалованных грамот только в одной дарование иммунитета рассматривается одновременно как пожалование и как договор: «Сс яз князь Василий Давидович Ярославский докончал семь с архимандритом с Пименом про дом Святого Спаса, по деда своего грамоте пожаловал семь, что людей Святого Спаса в городе и в селах урскл семь»… (Василий Давидович умер в 1345 г.) (Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1818. Т. IV. Примеч. 328). Та же грамота по позднему списку: Вахрамеев И. А. Исторические акты Ярославского Спасского монастыря. М., 1896. Т. I. № 1.
• 42* Cuerard В. Cartulaire de l abbaye de Saint Bertin. P. 315 (a. 691); Idem.

Cartulaire de l’abbaye de Saint Pcre de Chartres. P.. 1840. P. 82 (a. 985). 43* Горбунов A. H. Указ. соч. Кн. 5. С. 11.

4t* Fustel de Coulanges N. D. Op. cit. P. 362—363.

То же противоречие между постановлениями грамот и жизненной практикой находим мы и в удельной Руси. Тверские князья в неоднократно цитированной нами грамоте объявляют: «Дали есмя сю милостыню… монастырю неподвижно, никаким делом не порушити нам сея милостыни, ни нашим детям, ни нашим внучатом» [2]*. В других грамотах читаем: «А то есми дал им грамоту не в отъимку и в прок, ни мои дети не отъимают у них тое грамоты»; или: «Дал есмь им грамоту въвеки».

Льготное пожалование является, таким образом, по прямому смыслу грамот неотъемлемым, постоянным, прочным. И, несмотря на это, пожалования возобновляются, подтверждаются с каждым новым поколением князей. Подтверждения грамот стали обычаем: без подтверждения грамота как бы теряла свою силу. Тверской князь Василий Михайлович, давая грамоту тверскому Отрочю монастырю, запретил нарушать ее своим внучатам. Тверской монастырь, однако, через 70 лет счел необходимым выхлопотать себе подтверждение грамоты от внука этого князя, Бориса Александровича (около 1440 г.) [3]*. Грамоты, данные Троице-Сергиеву монастырю, возобновлялись три раза в течение полувека[4]*. Иммунитет, данный Сен-Бертинскому монастырю, был возобновлен восемь раз на протяжении одного столетия. В древнейшее время жалованные грамоты у нас совершенно так же, как и на Западе, при подтверждениях обыкновенно переписывались от имени нового князя. Западные короли при этом указывали прямо, что они подтверждают привилегии, дарованные их отцами и дедами. Русские князья так же давали грамоты, «по отца своего грамоте», «воззрев в грамоту, в жалованье бабы своея… и отца своего грамоту»[5]*. Впоследствии у нас установился упрощенный порядок подтверждения грамот. Они не переписывались, а только подписывались на обороте» [6]*.

В предшествовавшем изложении я цитировал преимущественно жалованные грамоты монастырям. О жалованных грамотах светским землевладельцам необходимо вести речь особо, ибо для оценки значения русского иммунитета весьма важно показать, что он отнюдь не был исключительно или преимущественно церковным учреждением.

Монастырские жалованные грамоты сохранились в несравненно большем количестве, чем грамоты, данные светским вотчинникам. Все дошедшие до нас древнейшие жалованные грамоты XII—XIV вв. принадлежат монастырям; древнейшая известная нам грамота, данная светскому вотчиннику, относится к 1419 г. Но из этого никак нельзя делать заключений о позднем возникновении и малой распространенности светских иммунитетов. Древние грамоты и древнейшие в особенности сохранились вообще в немногих случайных образцах. Монастырских жалованных грамот сохранилось больше только потому, что монастыри лучше берегли свои архивы.

На Западе совершенно так же, как у нас, монастырских им- мунитетных дипломов сохранилось несравненно больше, чем светских; древнейшие дипломы VII в. там также дипломы монастырские. Но на Западе возможность всяких ошибочных заключений из этого обстоятельства предупреждает известный сборник формул Маркульфа конца VII в., в котором наряду с образцом монастырского иммунитетного диплома помещен образец такого же диплома светскому землевладельцу [7]*.

Точно так же и в Сербии льготные грамоты — хрисовулы, данные монастырям, имеются и от XIII, и от XII столетий; хрисовулы же светских вотчинников-властелей относятся к более позднему времени — второй половине XIV столетия. Но отсутствие древнейших хрисовулов властелям не помешало историкам сербского права установить положение, что властели и в древнейшее время пользовались иммунитетом наряду с монастырями, что хрисовулы выдавались им и ранее XIV столетия, но не сохранились до нашего времени. «Причина исчезновения большей части хрисовулов властелям и городам,— говорит проф. Т. Флоринский ,—весьма понятна: документы могли сохраниться в большой полноте только там, где их сберегали, а такие условия представляли главным образом монастырские ризницы…»[8]*

Русских жалованных грамот светским вотчинникам до последнего времени было известно очень немного. Проф. Сергеевич

насчитал их в 1890 г. только 19 [9]*. Отметив полную случайность сохранившихся грамот, В. И. Сергеевич полагал, что «пожалования составляли общее правило, а не исключение». «Среди пожалованных,— говорит он,— встречаются Ивашки и Федьки. Можно ли допустить, что большие люди, имена которых писались с „вичем“, имели менее прав и привилегий, чем эти Ивашки, жалованные грамоты которых случайно сохранились до наших дней?»

Это предположение оправдала недавняя находка г-на Юшкова . Из дел Московского архива Министерства юстиции г-н Юшков извлек целый клад древних грамот в копиях конца XVII в., представленных в палату родословных дел, и в том числе множество жалованных грамот, несудимых и льготных, светским вотчинникам и помещикам. К двум десяткам с небольшим грамот этого рода, известным до последнего времени, прибавилось сразу еще 58; из них 16 — XV в. и 42 — первой половины XVI в. (до 1554 г.)[10]*. Для изучения древнейших форм русского иммунитета эти грамоты дают мало нового, но они очень ценны в своей совокупности, показывая, что светские иммунитеты в удельной Руси были распространены отнюдь не меньше, чем церковные.

Привилегии светских землевладельцев ничем не отличались от привилегий монастырей и духовенства. Жалованные грамоты тем и другим писались по одним и тем же образцам. Объем судебных и податных преимуществ равномерно колебался для светских и церковных вотчинников.

В XVI в. права вотчинных судей, как мы говорили, были уменьшены: светским вотчинникам так же, как монастырям, предоставлялось право суда только по делам гражданским: «опричь душегубства, разбоя и татьбы с поличным». В XV же веке им обыкновенно предоставлялось судить всех людей также и по делам уголовным, кроме дел о смертоубийстве: «опроче душегубства» или «опричь одного душегубства»[11]*. Насколько можно судить по сохранившимся грамотам, право суда в столь широком объеме предоставлялось в Московском княжестве только в первой половине XV в. и постоянно ограничивалось одними делами гражданскими со второй половины того же столетия55*. Ввиду случайности дошедших до нас грамот соображения о постоянстве этих ограничений не могут быть, однако, вполне достоверными. Как видно из жалованной грамоты князьям Козловским 1510 г., московские государи даже в начале XVI в. предоставляли знатным вотчинникам право суда в полном объеме «опричь одного душегубства»56*. Но что у московских князей вообще было стремление ограничивать объем вотчинной юрисдикции, видно из следующего факта. В 1441 г. великий князь Василий Васильевич пожаловал вотчиннику Сенке Писарю (Семену Писареву) право суда по делам гражданским и уголовным, за исключением одного душегубства. Иоанн же III в 1464 г., подтверждая жалованную грамоту своего отца, исключил из ведения названного вотчинника, кроме душегубства, также дела о разбое и о татьбе с поличным ь7*.

В других удельных княжествах, насколько можно судить по сохранившимся грамотам, иммунитетные привилегии ограничивались меньше, чем в Московском. В двух бслоэсрских грамотах — 1455 и 1484 гг. — вотчинникам представляется право суда по всем делам, кроме душегубства: «А судит и ведает Гридя свои люди в разбои, в татьбе с поличным, опрочь душегубства»58*. Рузский князь в 1498 г. предоставил Афанасию Елчанинову судить своих людей «опрочь душегубства» «и в разбое и в татьбе с поличным, промеж своих людей», но вслед за тем в 1502 г. изъял из его ведения дела о разбое, оставив только дела о татьбе с поличным 59*.

рев Н. Указ, соч.; ААЭ. Т. 1. № 44 («А наместницы мои коломенские и их тиуны… не судят их ни в чем опричь душегубства» — Сенке Писарю; Наместницы, волостели и их тивуни «не судят их, ни их людей ни в чем, опроче душегубства» — Марье Копниной).

• 55* Московские грамоты Алексею Краснослспу (1461 г.), Ларе Хотстовскому (1461 г.). Племянниковым (1462—1505 гг.), Сенке Писарю (1464 г.) см.: Юшков А. И. Указ. соч. № 14, 15, 20, 27. Грамоты Злобе Львову (1484 г.), Ивашке Глядящему (1487 г.). Дм. Бобру (1462—1472 гг.) см.: ААЭ. Т. 1. Ко 111, 120; АЮБ. Ко 31. XX. se* Юшков А. И. Указ. соч. Ко 79, 80. Во всех других грамотах XVI в. так же, как второй половины XV в., постоянно встречаем ограничение: «опричь душегубства, разбоя и татьбы с поличным» (Там же. Ко 81, 82, 83 (1511 г.) и след.).
• 57* Иванчин-Писарсв Н. Указ. соч. С. 125; Юшков А. И. Указ. соч. Ко 27; см. также: Ко 31 (1485 г.).
• 58* ААЭ. Т. 1. Ко 374, 379 (Афанасью Внукову 1455 г. и Гриде Степанову 1484 г.).
• 59* Юшков А. И. Указ. соч. Ко 42, 55. Такой же порядок установлен волоц— ким князем в 1505 г. (АИ. Т. 1. Ко 115). В других грамотах этого княжества 1462 и 1495 гг. изъемлются все уголовные дела: Конст. Елчанинову (Юшков А. И. Указ. соч. Ко 25) и Орине Баламутовой (ААЭ. Т. 1.

Весьма интересна жалованная грамота рязанской великой княгини Аграфены боярину П. В. Верхдеревскому 1504 г. Великая княгиня освобождает людей своего боярина от подсудности местным властям по всем делам без изъятия. Вместе с тем она берет их всех под особое свое покровительство, объявляя, что по искам посторонних лиц они будут подлежать единственно личному суду ее, великой княгини: «А наместницы мои ростиславские и их тиуни и их доводщики к Павлу (Верхдеревского) в то село не въезжают, ни всылают ни по что, ни судят его людей. А кому будет до его людей дело, ино их сужу яз сама, великая княгиня» 60*.

Древнейшая известная нам грамота светскому землевладельцу написана в 1419 г. (рязанскому вотчиннику Григ, Дм. Кобя- кову) 61*. Но одна жалованная грамота 1450 г. (Ивану Петелину) возмещает отчасти утрату таких грамот XIV в. Великий князь Василий Васильевич говорит в ней, что он пожаловал Ивана Петелина «по прадеда своего грамоте Ивана Даниловича», как и по грамотам стрыя своего (Семена Ивановича), деда и отца в2*. Грамота великого князя Василия Васильевича, по-видимому, однако, не воспроизводит вполне текста древнейшего пожалования Иоанна Калиты. Право суда в ней ограничено изъятием дел уголовных. Только что указанное ограничение прав другого вотчинника, Семена Писарева, при подтверждении его льгот в 1464 г. дает основание заключить, что и в грамоте Ивану Петелину слова «опричь душегубства и татьбы с поличным» вставлены были в 1450 г. при подтверждении старой грамоты Иоанна Калиты.

Что касается податных льгот, то в этом отношении жалованные грамоты светским вотчинникам также не отличаются от грамот, данных церковным учреждениям. В нескольких грамотах встречается полное освобождение людей вотчинника от дани и всех пошлин и повинностей на неопределенное время: «И яз князь великий Ивашку пожаловал тем его половиною селом Гля- дячим со всем с тем, что к его половине изстарины по тому ж потягло: и кто у него иметь жити людей на его половине села Глядячего, и тем его людем ненадобе моя дань великого князя никоторая, ни ям, ни подводы, ни мыт, ни тамга, ни явка, ни осминичее, ни свадебная куница, ни убрус, ни коня моего не

№ 132). В кашинских и дмитровских грамотах 1506—1507 гг. уголовные дела также исключаются (Юшков А. И. Указ. соч. № 66, 67, 70). в0* Юшков А. И. Указ. соч. № 57. В ярославской грамоте начала XV в. вотчиннику Александру Рудину также предоставляется суд по всем делам без ограничений. К сожалению, эта грамота сохранилась в столь неисправной копии, что опираться на нее очень опасно (Там же. Ne 3). ei* Иловайский Д. И. Указ. соч. С. 217.

®2* ААЭ. Т. 1. № 46. Жалованная грамота (неизданная) Михаилу Яковлевичу 1435 г. также ссылается на пожалование Иоанна Калиты (Мей- чик Д. М. Указ. соч. С. 131, № 51).

кормят, ни сен моих не косят, ни к сотским, ни к дворским, ни к десятским с тяглыми людьми не тянут ни в какие проторы, ни в розметы, ни в посошное: тако ж ни езов моих великого князя, ни поледнего не бьют, ни иные никоторые пошлины не- надобе; и наместницы мои муромские и их тиуны у Ивашка и у его людей кормов не емлют…» 63*

В большей части сохранившихся грамот люди светских вотчинников освобождаются от налогов лишь на некоторое время — от 3 до 20 лет. Большею частью льгота эта дается только новым поселенцам для привлечения их на запустевшие земли вотчинника: «А отсидят те люди свои урочные лета и они потянут в мою дань по силе»64*. Такие же льготы на известный срок наряду с бессрочными весьма часто давались и монастырям 65*.